ВСЕ ИСТОРИИ

1. Первое лето строительства.

Лето 1936 года.

Первые строители, приехавшие к Николо-Корельскому монастырю, возможно, помнят девочку восьми лет. Она должна была с осени 1936 года идти в первый класс. Это моя сестренка Аля. Она, по существу, оказалась первым ребенком на стройке. Ее привез с собой отец, который до этого работал в Архангельске.

Аля жила вместе с отцом в палатке, пока было тепло, затем, когда похолодало,  — в отремонтрированном монастыре. А когда построили первые два барака на будущем Беломорском проспекте, им дали комнату.

Аля делила все тяготы и неудобства жизни, какие бывают всегда на необжитых местах. Отец работал, сестренка, «вольный казак», находила сама себе занятия.

Отец мой, Павел Ефимович Тряпицын, родом из Карпоголя, где его родственники и предки плотничали. Поэтому он попал на новостройку.

Мама, я и братишка Толя в то лето гостили в Харовском районе Вологодской области. Когда наступила очень и начался учебный год, мне пришлось идти в школу в четвертый класс в деревне, так как школа на стройке еще не была готова.

2. Мы собираемся к папе.

В ноябре мы вернулись в Архангельск, собрали пожитки, сложили на большие санки, сверху посадили закутанного братишку и двинулись в путь.

Расстояние от Архангельска до монастыря, то есть до нашегонового местожительства, мы проделали за трое суток. Две ночи провели в избах, спали на печах. Наконец, путешествие наше закончилось, и мы прибыли к отцу с сестренкой.

Школа все еще была не готова, и мы, детвора, обследовали (где нам было не запрещено) объекты строительства.

3. Каким мне запомнился Судострой.

«Гидом», конечно, была моя вездесущая сестренка Аля. Бегали к елкам, которые долго стояли на площади у монастыря, катались на санках с болшой горки, сделанной у первой проходной. С этой горки катались не только дети, но и взрослые. Они затаскивали большие сани и, усевшись, более десяти человек – «куча мала», летели «с ветерком».

Жизнь на стройке кипела. Вскоре открылась первая школа у монастыря, в одном здании с рабочим клубом. Мы пошли в нее. Сестренка с большим опозданием в первый класс, а я с разрывом в учебе – в четвертый. Но зато с сентября 1937 года открылась школа №1.

В учебном же здании у монастыря начали учиться около двадцати ребят. Потом постепенно почти каждый день прибывали ученики разных классов, и учебный год заканчивали так, что на майский праздник нас собралась своя особая колонна.

Демонстрация проходила в солнечный день. Вместо обычной трибуны на площади ,около монастыря, стоял деревянный крейсер «Аврора», сооруженный бригадой плотников специально к демонстрации. В школе в марте 1937 года был создан первый пионерский отряд, организатором которого являлся Николай Александрович Чертополохов, а председателем совета этого отряда стал Кося Варфоломеев.

Дома росли быстро, но жилья не хватало, его требовалось все больше и больше. Отец рано уходил на работу и поздно приходил, мама «создавала» в двенадцатиметровой комнате уют, как могла.

4. О больницах.

Отец весной простудился и заболел. Его положили в больницу (это бвло небольшое сооружение рядом с монастырем). Туда мы ходили навещать отца.

Позднее комплекс медицинских учреждений разместили в зданиях по Беломорскому проспекту, напротив столовой № 1: роддом, рядом – детское отделение, тут же, в особом здании – зубоврачебный кабинет.

Чуть поодаль, ближе к рынку, в двух бараках разместилась поликлиника. Позже еще была открыта больница на Северной улице, напротив управления строительства.

5. Культурный отдых.

Много работали на стройке люди. Но и тогда их тянуло к культурному отдыху. После рабочего клуба у монастыря летом 1937 года был выстроен первый театр мест на 500, его считали летним. Первый фильм показывали в нем «Петр Первый», затем «Цирк». Приезжали артисты и ставили, кроме оперетт для взрослых, спектакли для детей. Я их очень хорошо запомнила: «Красная шапочка», «Волк и семеро козлят».

В этом театре и около него проходили также спортивные игры и другие мероприятия. Здесь после возвращения из пионерского лагеря фотографировали наши спортивные пирамиды.

К сожалению, этот первый театр прослужил немного. Скорел он ночью, а утром мы видели таявший дым над пепелищем. После него был также быстро построен театр на Советской улице.

Он оказался «долгожителем», в нем ставилось много спектаклей, концертов, была уже своя труппа. В театре проходил большой смотр художественной самодеятельности 1939 года. вскоре был построен на Республиканской улице клуб строителей. .

Были и другие очаги культуры. Это – каток за столовой №1 (по левой стороне большой дороги от Беломорского проспекта к монастырю). Каток действовал в зимнее время в 1937-1940 годах. Стадион на Северной улице (ныне улица Торцева). За ним стояла большая, крытая, со сценой для оркестра танцевальная площадка.

Зимой с 1937 года танцы проводили в рабочем клубе у монастыря, а позже – в новом клубе строителей.

6. Вечерние традиции.

Вечерами в городе устраивали своеобразные гулянья по новым, только что выстроенным улицам. В тихие, ясные вечера после работы люди выходили на деревянные мостовые и медленно гуляли, пели под гармошку, отмахивались зелеными ветками от комаров. Такой мне запомнилась Индустриальная улица. Ее еще назвали «Харовская». Прозвали так потому, что эту улицу строили, в основном, рабочие, прибывшие из Харовского района Вологодской области.

7. Началась война.

22 июня 1941 года у Дома Советов на Советской улице стояли люди и слушали сообщение о начале войны. Я видела потемневшие лица людей, и еще не полностью сознавая, сердцем чувствовала предстоящую беду.

С первых дней после нападения фашистов наш город встал на военные рельсы. Мужчины уходили на фронт, население после работы строили бомбоубежища.

Мама с начала войны стала работать, шила обмундирование для фронта. Сестренка Аля в 1943 году пошла работать.

В нашей стране много было починов, больших начинаний в разное время. они касались не только мужчин, но и женщин, которые брались и осваивали, казалось бы совсем неженскую работу.

Был такой скромный почин и у нас в городе.

8. Девушек – на автомобиль!

С началом войны весь водительский состав за небольшим исключением, призвали на фронт. Остались автомашины, непригодные к эксплуатации. Их нужно было ремонтировать. Из трех-пяти автомашин неисправных необходимо было собрать хотя бы одну. Но кому это  делать? Вот, в последних числах июня 1941 года и объявили набор девушек и женщин на краткосрочные курсы шоферов.

Когда я пришла в отдел кадров управления строительства с заявлением, то получила отказ, так как мне исполнилось только 16 лет. Я пошла к руководителям управления. Они мне тоже отказали. И тут я заявила, что уж если меня на фронт не взяли (а я уже ходила в горком комсомола, где меня спросили про рост и семейные обстоятельства и вернули домой), то на шофера-то я могу выучиться.

Начальник вызвал кадровика и спросил, нельзя ли меня, как исключение, принять на курсы? Кадровик, немолодая блондинка, выразила опасение: «Подумайте, только, мало того, что несовершеннолетняя, так ведь ростом-то она мала, ей же и до педалей не достать».

Начальник, видя появившиеся слезы у меня на глазах, сказал: «Ничего, пока курсы закончит, потом ремонтные работы пройдет со стажировкой, да пока машина ей найдется, глядишь, и совершеннолетней станет. А там и война кончится. Ну как, сделаем исключение для (он заглянул в мое заявление) Лиды?»

Кадровик вздохнула, взяла у него мое заявление с положительной резолюцией и пошла оформлять меня на курсы.

9. Рабочие будни.

Дома мама всплеснула руками:

— С ума сошла, какой из тебя шофер? Людей ведь передавишь!

На курсах нас было около ста девушек, самой молодой и маленькой по росту оказалась я. Разделили нас на две группы. Училась я с удовольствием.

На «учебной» мы ездили подальше от пешеходов, часто по деревянному мосту на Ягры, в сторону автопарка и по другим дорогам. Все они были деревянные, «стучали» незакрепленные брусья под колесами, что не всегда безопасно.

В сентябре курсы мы окончили. Нас всех направили в автопарк на ремонтные работы. Слово «несовершеннолетние» уже не произносилось. Работали мы все по 10-12 часов, без выходных и праздников. Всюду на видных местах висели лозунги: «Все для фронта, все для победы над врагом!». Мои ровесницы в это время быстро повзрослели.

10. Случай на работе.

Большинство женщин и девушек, окончивших те краткосрочные курсы шоферов, начинали работать на машинах. Через два месяца и мне разрешили самостоятельно сесть за руль. Дали машину – маленький самосвал. Определили задание: возить гравий и песок.

Что это была за машина? Я сама удивлялась, как она могла передвигаться.

Когда мне выписали первую путевку, механик автоколонны «посоветовал» ездить осторожно, так кА, хотя машина и железная, но держится, мол, на честном слове.

Ездила я на ней около месяца, пока не приключилось вот что. Переезжая через железнодорожную линию, машина остановилась. А тут, как назло, паровоз вынырнул.

Я едва успела отвести от линии машину. Мимо прогрохотал паровоз. Машинист высунулся из окна, наклонившись почти над самой кабиной моего самосвальчика, что-то кричал, и грозил кулаком.

Я упала головой на руль и навзрыд заплакала. Кто-то прикоснулся к моим косичкам. Я подняла голову. Возле кабины стояли два пожилых рабочих с усталыми запачканными лицами. Один из них сказал: «Ничего, дочка, кончится война, и будут у нас хорошие машины. А мы позвоним в автопарк, чтобы эту машину больше не выпускали».

Не желая привлекать внимание прохожих, я потянулась за «родной» заводной  ручкой. Последние слова отошедших рабочих я услышала: «Кто посадил ее за эту машину? Ведь совсем еще ребенок».

11. Шел второй год войны.

Шел второй год войны. Мой еще не окрепший организм не выдержал. Я заболела цингой (этой болезнью тогда болели многие). Врачи выписали коричневый порошок – витамин С, на работе дали дополнительные талоны на питание в столовой №1. Постоянно больные пили зеленый настой из хвои.

В январе 1943 года от цинги я избавилась, но на машине мне больше не суждено было работать. Автомобили автопарка срочно эвакуировали на Урал.

Удостоверение шофера, память того скромного почина нашего северного городка, я сохранила как реликвию.

Время идет. Все меньше и меньше остается людей, строивших наш город. В.И.Стахов в своей книге «Двинские дали» очень хорошо высказался: «… С каждым годом все дальше и дальше удаляются от нас времена индустриализации Севера, годины великих битв с фашистским нашествием. Поиски материалов с каждым годом становятся трудней. Надо спешить. Время неумолимо и к жизни, и к памяти людской…».

Надо спешить. И вот мне захотелось рассказать о тех давних годах.